Седая оловянная печаль - Страница 58

– Ты чего?

– Смотрю, нет ли крови в слюне.

– Да просто весь перемазался. Он сверкнул на меня глазами и чуть усмехнулся. Я прикусил язык: понятно, работает напоказ. Пусть, мол, думают, что Морли совсем плох. Впоследствии может пригодиться.

Питерс очухался.

– Что теперь, Гаррет?

– Не знаю.

– Как прекратить этот кошмар, пока всех нас не перебили?

– Не знаю. Разве только разбежаться? Сделать ноги.

– Но в таком случае убийца останется победителем. И так Уэйн завтра уходит. Уйти – все равно что быть убитым.

– А ведь парень облегчает тебе работу, Гаррет, – заметил Морли. Лицо его опять перекосилось. Переигрываешь, дружок, переигрываешь.

– Как так? – Сами видите, я был не в лучшей форме.

– Можешь еще одного вычеркнуть из списка.

– Гаррет, как изловить его?! – взорвался Черный Пит.

Его? Теперь я отнюдь не был в этом уверен. Если Уэйн уходит, а Питерс невиновен, то остается только накинуться на Кида. Но Кид стар и слаб, а многие преступления потребовали недюжинной силы.

– Нет зацепки, сержант. Не давите на меня. Вы лучше знаете друг друга – вот вы и скажите мне, кто злодей.

– Мы по уши в дерьме. Никто, если рассуждать логически, никто. Разве та фантастическая блондинка, которую только ты и видел.

– Я видел, – вмешался Морли. Я в изумлении воззрился на приятеля Он что, оказывает моральную поддержку?

Не он ли ночью говорил прямо противоположное? Или это был другой Морли? Я и забыл об оборотне, способном превратиться в кого угодно. Или пошаливает злой дух, в присутствии которого не сомневался доктор Стоун?

Час от часу не легче.

– Картина, – шепнул мне Морли. Я нахмурился. – Предъяви картину, пусть наконец скажут, кто она такая и чем замечательна – молчу, конечно, о ее достоинствах в постели.

Может быть, Морли прав. Может быть. Но мне ужасно хотелось послать его ко всем чертям. Сейчас мы в относительной безопасности. С трупом покончено. Убийца тоже скорей всего на время угомонился. Раны ноют не переставая. Мне хотелось убраться подобру-поздорову наверх и заняться делом, от которого меня так бестактно оторвали, то есть задать храпака.

Но однажды я на несколько минут опоздал на свидание с Брэдоном – и вот что из этого вышло. Не говоря уж о конюшне и тех картинах… Словом, надо ковать железо, пока горячо.

Я встал.

– Питерс, у вас найдется что-нибудь непромокаемое? Плащ, зонтик?

Морли тоже встал, лицо его сморщилось от боли, он ухватился за бок.

– Зонтик? Какого черта тебе понадобилось на улице?

– Нужно срочно перенести кое-что в дом. Пит взглянул на меня как на ненормального. Допускаю, что он не ошибся.

– Налево, до конца холла и под арку. В бывшем туалете для гостей. – Он по-прежнему говорил отрывистыми, короткими фразами.

Мы с Морли зашли под невысокую, меньше пяти футов, арку. Под ней оказалась дверца, ведущая в небольшую нишу. В нише было две двери, одна прямо передо мной, другая слева. Я открыл первую, а Морли занялся второй.

За дверкой я обнаружил женскую уборную. До сих пор я не знал, что в доме есть туалеты, и ходил на улицу: Возможно, помещение теперь не использовалось по назначению. Там просто устроили кладовку. Плащей я не нашел и пошел проведать Морли.

Его комнатка была, как и следовало ожидать, мужской уборной. Мраморные пол и стены. Но труба, по которой поступала вода, проржавела. Плащ я нашел, но Морли исчез.

– Ты где?

– Здесь, -откликнулся он из левого заваленного швабрами, метелками и вениками угла.

Морли отыскал еще одну выдвигающуюся панель. За ней начиналась лесенка.

– Позже разведаем.

Среди прочего хлама, наваленного на крышке громадного мраморного унитаза – по-моему, на нем могли усесться разом четыре человека, – я откопал фонарь. Похоже, им сравнительно недавно пользовались.

Морли выбрался из угла, и я зажег фонарь.

– Если бы не это, – сказал Морли, – я бы подумал, что уборной лет двадцать не пользовались.

– Да. – Я облачился в длинный клеенчатый плащ. – Выбери что-нибудь для себя.

Пока Морли возился в поисках одеяния размером хоть чуть-чуть поменьше цирковой палатки, я прихватил еще несколько тряпок, чтобы завернуть полотна Брэдона. Снарядившись таким образом, мы смело отдались на волю разбушевавшейся стихии.

На самом деле мы тащились как черепахи, беспрерывно спотыкаясь. У меня почти все силы уходили на то, чтобы не дать фонарю погаснуть.

Дул сильный ветер, нас окружали потоки воды. Сверху тоже лило. Гремел гром, сверкала молния, мы как будто попали на поле жесточайшего сражения, но, несмотря на все препятствия, благополучно добрались до коровника.

– Слава Богу, мы надели плащи, – сказал Морли. – А то промокли бы.

Нашел за что благодарить, придурок. Все равно -промокли насквозь.

Я с трудом докопался до места, где припрятал картины.

– Черт побери! Не так все плохо.

– А что хорошего?

– Они все еще здесь.

– Проверь все же, нет ли ловушки. Морли пошутил, но я готов был принять его совет всерьез. Впрочем, ловушки не оказалось, мне повезло.

Я встряхнулся, как вылезшая из воды собака. Морли поставил фонарь и, ругаясь, принялся отмахиваться от летучих мышей.

– Этих плащей недостаточно. Схожу поищу еще. – Он исчез, оставив меня в почти полной уверенности, что больше мы никогда не увидимся.

Однако он вернулся и притащил два тяжеленных куска брезента. Мы сложили полотна Снэйка в две пачки, завернули и вышли под дождь. Каждый взял по одной пачке.

Я опять промок до нитки и вымазался по колени в грязи, но картины не пострадали. Мы добрели до дома, разделись.