Седая оловянная печаль - Страница 21

– Не болтай чепухи. Ты здесь единственный разведчик. Остальные – морские пехотинцы и ни черта не смыслят в следах.

– Угу. – Может, и так. – Столько лет прошло. Да и хорошим разведчиком я никогда не был. – Я вспомнил свои недавние неудачи.

– Даже средний разведчик лучше, чем ничего. – Питерс взглянул на направлявшегося к нам Чейна. – Как он?

– Ему самому не справиться. Нужен хирург.

– Ты же знаешь. Никаких врачей в доме.

– Перевозить Хокеса нельзя: это убьет его.

– Приведите врача! – вскричала Дженнифер. – Отец не узнает: он ведь не выползает из своей комнаты.

– Деллвуд доложит ему.

– Деллвуда я беру на себя.

– Ступай, – велел Питерс Чейну. Чейн зашагал прочь.

– Надеюсь, Хокес выживет, – сказал я.

– Он борется.

– Могу я поговорить с ним?

– Он отключился. Без сознания. И маловероятно, что он вообще придет в себя, если Чейн не привезет хирурга.

– Покажите мне место, где это случилось, пока дождь не смыл следы.

Пришлось ехать верхом. Мое всегдашнее везение. Лошадь казалась смирной и приветливой. Но еще когда ее выводили, на морде чудовища я заметил ухмылку. Она, видимо, много слышала обо мне и теперь понадеялась на приятную прогулку.

Ехать пришлось порядочно. У Стэнтноров было много земель. Мы мало разговаривали. Я осматривал окрестности: вдруг пригодится

Я с младых ногтей развивал в себе эту привычку, поэтому и пошел добровольцем в разведку, когда исчез настоящий Секстон.

– Похоже, Снэйк возвращается, – сказал Питерс.

Мы спустились с холма и приближались к месту событий. Под дубом, недалеко от застрявшей в деревьях туши оленя, я увидел человека.

– Сержант, в армии я ни разу не встречал никого из ваших парней. Кто-нибудь из них знал Секстона?

– Не думаю.

Я спешился, привязал повод к молодому дубку. Лошадь недовольно зыркнула на меня.

– Размечталась, думала, я отпущу поводья и ты спокойненько удерешь?

– Что ты сказал? – переспросил Питерс.

– Я к лошади обращаюсь. Люблю разговаривать с лошадьми: они понятливей людей.

– Снэйк, это Майк Секстон. Был разведчиком у меня на островах. Ты. наверное, слышал о его приезде.

Снэйк что-то проворчал и оглядел меня с головы до ног. Я в долгу не остался.

Снэйк перещеголял даже Чейна. Волос он не стриг с тех пор, как ушел из армии, борода торчала клочьями. Вряд ли он часто мылся и менял одежду. Штаны были заляпаны причудливыми разноцветными пятнами.

– Слышал, – подтвердил он.

– Что-нибудь нашел?

Снэйк проворчал что-то. Это означало «нет».

Я взглянул на тушу.

– Некрупная особь, а?

– Олененок, – ответил Снэйк, – только начал линять.

Однако. Зачем браконьеру олененок, если ему нужно мясо, а звери здесь не пугливы? Он скорей убьет оленя покрупней. Я внимательно осмотрел тушу.

Я не разглядывал дичь уже лет десять, но видно было, что работал дилетант, который никогда не делал этого сам, а лишь видел, как делают другие.

– О сегодняшнем патруле. Был у вас определенный план? Распределение обязанностей?

– Ты о маршруте? Был, – ответил Питерс. – Маршруты наметили таким образом, чтобы четыре человека могли проконтролировать всю территорию.

Я не совсем это имел в виду, но спросить точнее не мог – из боязни выдать больше, чем хотел.

– Где был Хокес, когда это произошло?

– Там, выше.

Я пошел за Питерсом. Место преступления сразу бросалось в глаза: Хокес, упав, цеплялся за траву. Он потерял порядочно крови, и глупые мухи вместо того, чтобы лететь кормиться на золотую жилу – оленью тушу в кустах, облепили место, где он упал. Да, Хокес упал шагах в ста от оленя. С такого расстояния не промазал бы даже слепой лучник.

Я отыскал след Хокеса и прошел по нему до того места, где он оборвался.

– Здесь, полагаю, он затрубил в рог. Потом спустился вниз и остановился второй раз.

– И тут браконьер уложил его. Во всяком случае, кто-то сделал это.

– Когда это произошло?

– Около девяти.

– Ага. – Тот олененок умер гораздо раньше.

Я вернулся вниз, Снэйк по-прежнему стоял, уставившись на тушу.

– Тебя что-то смущает? – спросил я.

– Кому понадобился маленький олененок? – проворчал он. Его не волновало, что старый товарищ лежит поверженный со стрелой в груди. Он оплакивал олененка.

Я снова осмотрел тушу, но смертельной раны не обнаружил.

– В ней была стрела?

– Нет.

Снэйк явно не страдал излишней болтливостью.

Дерево, на котором повис олененок, росло в нескольких шагах от края небольшого, футов триста, лесочка, за ним начинался ручей. Я пошел вниз по склону, поглядывая по сторонам в поисках следов разбойника. И нашел. Некто в страшной спешке продирался сквозь заросли. Оно и понятно: он только что подстрелил парня и боялся, что вот-вот появятся его товарищи.

Питерс шел за мной.

– Каждый маршрут был подробно разработан? – спросил я.

Он удивленно нахмурился.

– Нет, мы просто разъехались в разные стороны, чтобы не топтаться всем сразу на одном пятачке.

Значит, снайпер шел не за кем-то определенным, ему был нужен любой. Если допустить, что стрелу пустил не запаниковавший браконьер, а человек, специально устроивший эту ловушку.

Я не сомневался – второй раз Хокес остановился потому, что увидел кого-то знакомого. Он застыл на месте, он колебался, с чего бы ему еще останавливаться?

Тот человек и есть убийца.

Понял ли это Питерс? Он ведь далеко не глуп.

– Вы ладите с соседями?

– Мы их игнорируем, они нас. Многие нас боятся.

Я бы тоже боялся.

Шагов через пятьдесят снайпер немного успокоился. Он свернул на старую звериную тропу. Здесь следы были видны плохо – слишком много листьев под ногами, но я различал путь, по которому он уходил: там листья были примяты.